Глава II. Раскол в первое время своего существования. Распадение раскола

После окончательного осуждения раскола главные расколоучители были сосланы в Пустозерский острог, а именно: Аввакум, Лазарь, диакон Феодор и инок Епифаний. Здесь заключенные жили довольно свободно, хотя и велено было держать их строго. Стража мало-помалу перешла на их сторону и они беспрепятственно могли устроят друг с другом свидания.³⁰⁶ Была для них также полная возможность иметь письменные сношения с родными, знакомыми и всеми последователями раскола, жившими в Поморье, на Керженце, в Боровске, где были заключены известные Морозова, Урусова и Данилова, особенно же – в Москве. Видное место в обществе московских раскольников в первое время занимал инок Авраамий, духовный сын Аввакума. За свои сношения с Аввакумом и вообще за пропаганду раскола Авраамий в феврале 1670 года был взят под стражу, вместе с другими, и скоро казнен.³⁰⁷ После этого более видными лицами в Москве оставались поп Стефан, поп Козма, некий Борис и др.³⁰⁸ Представительницею московских раскольниц была известная старица Меланья. Начальствуемые ею, главные ученицы Аввакума жили где-то все вместе, составляя целую обитель. Место игуменьи в последней занимала некая Анисия, из дворянской фамилии, а старшими сестрами были: Пелагия, Марья, Сусанна и известная Елена, оставившая Вознесенский монастырь после того, как, благодаря жалобе игуменьи монастыря, были обнаружены её подвиги на пользу раскола.³⁰⁹

Общество раскольников, отделившись от Церкви, увидело себя в таком положении, которое вызвало ряд вопросов, недоумений, опасений. Об обращении к Церкви раскольники не думали, а потому стоявшие во главе общины должны были давать ответы и разъяснения. До нас сохранилось не мало сочинений, имевших в свое время руководственное значение, с именем «книг, посланий, сказаний, ответов» и т. п. Они принадлежать иноку Авраамию и пустозерским «соузникам» Феодору и Аввакуму, и имеют частью вероучительный, частью законодательный характер.³¹⁰ Обильный материал, знакомящий с догматическими положениями и их доказательствами, бывшими, так сказать, в обращении у раскольников в первое время по возникновении раскола, находим у диакона Феодора, который умел излагать свои мысли толково и даже грамотно, простою речью, которой, впрочем, изменял тогда, когда вдавался в рассуждения о таинственных предметах, а также у Авраамия, который известен и собственными сочинениями, и как составитель целого сборника, носящего заглавие «Христианоопасный щит веры против еретического ополчения» и заключающего в себе частью статьи из печатных книг и рукописей, в которых составитель сборника находил какое-либо подтверждение раскольнических мнений по тому или другому вопросу, частью статьи раскольнических писателей, составленные прямо в защиту и прославление раскола. Сочинения Аввакума имеют несколько иной характер. Он, если и касается предметов разногласия между Церковью и расколом, то больше бранится, чем спокойно доказывает. Зато ему преимущественно принадлежит решение вопроса – как жить раскольникам вне Церкви и среди враждебного им православного общества? Между первыми расколоучителями нельзя указать другого деятеля, который так смело и открыто до последних минут жизни проповедовал бы учение раскола и который имел бы столько учеников и почитателей, вообще пользовался таким влиянием и уважением в обществе современных ему раскольников, как протопоп Аввакум. Он сам считал себя пастырем, который «омыл» своих пасомых не только слезами, но и кровью,³¹¹ и потому имеет над ними всеми, без различия происхождения и сана, безграничную власть – не только «приказывать», но и проклинать.³¹² Везде и все «знали» Аввакума. Признавая, что он имеет «огненный, благодатный ум»,³¹³ ученики Аввакума то и дело обращались к нему с письмами; он получал послания не только частные, но и от лица всей братии, потому что его решение считалось выше решения целого собора.³¹⁴ И каждый получал нужное для себя: вопрошающий – ответ, печальный – утешение, обиженный – защиту, раскаявшийся – прощение, и т. д. Аввакуму приходилось писать очень много, приходилось, памятуя о всех, как бы забывать себя.³¹⁵ Нельзя, впрочем, сказать, чтобы Аввакум давал ответы всегда единолично: в некоторых случаях и он считал нужным советоваться со своими соузниками.³¹⁶ Чтобы придать более важности своим посланиям, фанатик старался подражать писаниям апостолов и евангелистов,³¹⁷ хотя всякий раз, когда касался своих врагов – православных ли или лиц своей же братии, – речь его переходила в самую грубую брань.³¹⁸ Живя в Пустозерске, Аввакум часто впадал в состояние экзальтации. В такие минуты он воображал себя особенно угодным Богу, посланником Божиим, которому дано «вещать небесные тайны», ибо устами его говорит Дух Святой.³¹⁹ Около 1675 года или несколько ранее Аввакум, по убеждению инока Епифания, написал свое «Житие». Здесь то и дело он изображает себя исцелителем сухоруких, немых, особенно же бесноватых.³²⁰ Значение таких рассказов для пропаганды раскола хорошо понимал сам мнимый чудотворец.³²¹ Суеверным последователям раскола этим доказывалась мнимая правота того дела, за которое они ратовали. По примеру Аввакума брались за перо другие его соузники. Инок Епифаний составил свое «Житие» в духе аввакумовского.³²² Даже диакон Феодор не удержался от рассказов о совершившихся будто бы чудесах над его единомышленниками и им самим, о разных видениях своих и пр.³²³ Такими своими «ложными писаниями» расколоучители скоро «всю русскую землю возмутили».³²⁴

В уме отделившихся от Церкви, хотя бы некоторых, могло, конечно, ныне или завтра, зародиться сомнение в справедливости такого их поступка. По крайней мере все «власти» и даже сам царь, прежде сочувствовавший защитникам «старины», стали на противной стороне. Главные расколоучители в предупреждение подобной возможности должны были сказать что-нибудь. Аввакум в этом случае нашел такой выход. «Царь добрый человек был» – писал он: и остался бы таковым, если бы не «прельстил» его Никон;³²⁵ он разными способами просто «омрачил» царя, как бы «ум отнял» у него, «напоил» вином своей ереси, и царь «пьян стал», и никак «не проспится»;³²⁶ его нужно пожалеть, хотя и нельзя совсем оправдать.³²⁷ А власти духовные, по выражению Аввакума, что «земские ярышки, – что им велят, то и творят».³²⁸ Диакон Феодор рассуждал несколько иначе: он говорил о том, будто бы сам Никон сознался в своем (мнимом) «блужении веры», вследствие чего и с кафедры удалился,³²⁹ уверял, якобы и греческие иерархи согласились на осуждение раскольников не иначе, как после «ласканий» и угроз со стороны русских архиереев, действовавших в свою очередь по желанию царя, ибо царь «новые книги возлюбил, а старые возненавидел»;³³⁰ но отчего с царем произошла такая перемена – в ответ на это диакон Феодор ничего уже не мог придумать.

Как судить о клятве соборной? Возможно ли не смущаться ею? В порыве фанатизма расколоучители называли клятву собора «бездельною, беззаконною, бесовскою» и считали её «не действенною», обыкновенно замечая: «если мы прокляты, то – и все святые отцы».³³¹ Что касается того положения, в котором отделившиеся от Церкви оказались по закону гражданскому, то расколоучители считали за лучшее утешать своих учеников надеждами на вознаграждение в будущей жизни.³³²

Таким образом расколоучители убеждали своих последователей «твердо, мужественно», не щадя жизни, защищать мнимое «благоверие».³³³ А это требовало полного разрыва с противниками. Примирение допускалось лишь в одном случае – если бы православные приняли дониконовские обряды и книги, отложив исправленные.³³⁴ «Не водись с никонианы», потому что они «враги Богу» – вот общее правило, данное Аввакумом. Оно требовало даже того, чтобы не принимать «никонианина» в дом свой. Тем более нельзя иметь с ним общение в молитве. В православном храме, по богохульному выражению раскольнического законодателя, «суетно кадило и мерзко приношение», и ходить туда нельзя. Тут нет извинения: хотя бы страх мук заставил кого помолиться с «никонианами», таковой подлежит со стороны общества «очищению, яко прокаженный».³³⁵ Особенно строгие запрещения даны были относительно троеперстия и православного «причастия». Аввакум учил, что «лучше человеку не родиться, нежели тремя перстами знаменатися», ибо та «щепоть – печать антихриста», в ней – «тайна тайнам сокровенная: змий, зверь и лжепророк»;³³⁶ кто перекрестится тремя перстами – по неведению-ли, или в смех, или страха ради, тот пусть кается, горько оплакивая свой грех.³³⁷ А относительно бескровной «жертвы», приносимой в православных храмах, фанатик рассуждал так богохульно, что его слова читать страшно;³³⁸ даже по неволе принявший причастие от православного священника не мог иметь общения со «своими» в течении шести месяцев.³³⁹

Для возбуждения и поддержания в раскольниках отвращения к православным и их «новым» обрядам писались «повести», якобы «ужаса исполненные», точнее: нелепые сказки, напр. о троеперстии и пр.³⁴⁰ О том же фанатизме первых расколоучителей и озлоблении их против Церкви свидетельствуют и такие их сказания, как например: «о казни Божией защитникам догматов никонианских».³⁴¹

Общее правило об отношениях раскольников к православным могло на практике вызвать некоторые недоумения. Как напр. думать о лицах старообрядческого общества, умирающих на царской службе? Аввакум ответил: пусть каждый «пребывает в том, во что призван», – дело в «совести».³⁴² Могли встретиться даже затруднения. И вот явились известные аввакумовские казуистические правила. «Если тебя в церковь» свою никониане «затащат, ты молитву Исусову воздыхая говори, а пения их не слушай». Иконам, написанным «искусно» и по правилам можно «поклоняться» в православном храме, только не во время «никонианской службы», а – «после»; впрочем, иконе, на которой изображено именословное благословение, по Аввакуму, не следует поклоняться, хотя не должно и «ругать» её.³⁴³ Если по нужде случится прийти на исповедь к православному священнику: «ты с ним в церкви – той сказки сказывай, как лисица у крестьянина кур крала: прости-де, батюшко, я-де не отгнал; и как собаки на волков лают: прости-де, батюшко, я-де в конуру собаки той не запер. Он сидя исповедает, а ты ляг перед ним, да и ноги вверх подыми, да слюны пусти, так он и сам от тебя побежит: черная-де немочь ударила». Как обращаться с православным священником, если он придет в дом со святою водою: «а с водою тою как придет, ты в воротах яму выкопай, да в ней роженья натычь, так он набрушится тут, да и попадет. А ты охай, около него бегая, будто ненароком. А если который яму ту перелезет и в дому твоем водою тою намочит, ты после него вымети метлою, а св. иконы вымой чистою водою и ту воду снеси в реку и вылей; а ребятам вели позапечью от него спрятаться; а сам ходи тут, да вином его пой, и говори ему: прости, бачко, нечист, недостоин ко кресту. Он кропит, а ты рожу-то в угол вороти, или в мошну в те поры полезь, да деньги ему давай. А жена собаку из-под лавки в те поры гоняй, да кричи на неё. Он ко кресту зовет, а она говори: бачко, недосуг, собаку выгоняю, тебя же заест. Да осердись на него, раба Христова, – бачко, какой ты человек: не время мне! Да как-нибудь что собаку и отжените его».³⁴⁴

Жизнь раскольнического общества предъявляла много вопросов. Важнейшим из них был вопрос о попах. В первое время он решен был очень круто. Диакон Феодор в ответе на вопрос некоего Иоанна различал попов старого, дониконовского ставления, и попов нового ставления. От первых, если они, после уклонения от старины, затем покаялись, по нужде, «можно принимать всякую святыню – и крещение, и исповедание, и причащение, и прочая», впрочем, если они раскаялись искренно, с готовностью «умереть за старое благочестие»; иначе – лучше совсем не иметь наставника, чем быть руководимым «двоедушным». Попы же и диаконы, рукоположенные от Никона и особенно после 1666 года, по суду диакона Феодора, «не священи суть» и «православным христианам» т. е. раскольникам, «не подобает принимать от них – ни благословения, ни крещения, ни молитвы, и в церкви с ними не молиться, как и в домах», если даже «и по старому служат».³⁴⁵ Ответ этот скрепил своею подписью Аввакум, а по получении его в Москве – Авраамий.³⁴⁶ Однако, затем, Аввакуму пришлось дать иное наставление о попах нового рукоположения, по той простой причине, что попы дониконовского ставления постепенно вымирали. Требуя от своих последователей, чтобы они «бегали» от попа, который в чем-либо «заблуждается», хотя бы он был старого рукоположения,³⁴⁷ раскольнический законодатель дозволял ходить в те церкви, где поп, хотя и «новопоставленный», но «всею крепостью побит старину и проклинает никонианскую службу» и у него в храме «пение без примеси внутрь алтаря и на крылосах»,³⁴⁸ равно как принимать и таких «нового ставления» попов, которые прежде служили «по новому», а потом покаялись и «чисто стали хранить старое благочестие», запрещая, впрочем, им литургисать – до тех пор, пока не представится случай явить себя исповедниками за «старое благочестие».³⁴⁹

Запрещая обращаться к никонианским попам ради крещения младенцев,³⁵⁰ Аввакум учил, однако, что если, по нужде, младенец уже крещен попом – старого или нового поставления – по новому Требнику, то крещение не следует повторять, а следует лишь «довершить»:³⁵¹ не делая «отрицаний» и не «погружая», необходимо прочитать молитвы по старому Требнику, помазать младенца маслом и миром, да около купели обойти по преданию; если же крещение было совершено по старому Требнику, то и такого «довершения», по Аввакуму, не требуется³⁵² – безразлично: крестил ли поп старый или новый, и даже служит ли он (вообще) по «старому» или по «новому».³⁵³ В том же смысле раскольнический законодатель судил относительно «венчавшихся» у «новопоставленного попа»: разводить их не следует, а только необходимо «довершить» венчание – молитвы «старые» прочитать, да посолонь обойти, не «возлагая» вторично ни венцов, ни перстней; после этого брачующихся можно и «на-дух принимать».³⁵⁴

Давая те или другие руководственные правила, Аввакум имел в виду то, что настала «нужда», большая нужда, «нужда из нужд», по выражению Аввакума.³⁵⁵ В силу «нужды» Аввакум давал утвердительные ответы напр. на такие вопросы: можно ли венчать в простой избе, или: можно ли освящать церковь без благословения архиерейского (если есть антиминс)?³⁵⁶ Были вопросы и поважнее, – вопросы, в которых «нужда» давала знать о себе еще громче. В виду того, что недостаток в попах уже ощущался, Аввакум дал особые наставления относительно таинств крещения, покаяния и причащения. «Повелеваем, писал он, самим православным крестить: по нужде дозволяется крестить простолюдину. А исповедаться пошто идти к никонианину? Исповедайте друг другу согрешения, по апостолу».³⁵⁷ Поэтому Аввакум одобрял тех, которые ходили «на-дух» к «старцам» – мирянам.³⁵⁸ И причащаться, по наставлению Аввакума, можно также без попа: пусть каждый – мужчина, женщина, отрок – причащает «святым комканием» сам себя (а не друг друга);³⁵⁹ младенца же может причастить отец, равно и всякий мирянин.³⁶⁰

Тем более, по Аввакуму, мирянин может совершать такие церковные действия, как освящение посуды от осквернения, освящение брашна, пострижение в иночество, а равно и другие службы, с теми особенностями, чтобы не произносить ектений и вместо священнических возгласов: «благословен Бог наш» и «Боже, ущедри ны» говорить: «за молитв святых отец наших».³⁶¹

Сколько недоумений возникало в обществе раскольников, можно видеть из того, что их законодателю пришлось давать ответы даже на такие вопросы: как погребать умерших, можно ли в понедельник есть мясо, можно ли пользоваться колодцем, если в нем окажется мертвое, как резать скот, можно ли есть зайца и т. п.?³⁶²

Хотя раскольнический законодатель заботился о том, чтобы удовлетворить запросам своего общества, однако в этом обществе не было ни порядка, ни согласия. Общество, отделившееся от Церкви, не могло иметь того мира, который Христос Спаситель даровал ей, и только ей одной. При богослужении, например, всякий поступал так, как хотел: один пел «единогласно» и «на речь», а другой «гнушался» такого пения; один клал поклоны в одно время, другой– в иное.³⁶³ Некоторые не принимали книг иосифовского издания – за то, что они «не сходны» с филаретовскими и иоасафовскими. Вообще очень рано среди «старолюбцев» возникло «многое разделение в учении», особенно потому, что иные совсем не хотели признавать кого-либо за своего руководителя, утверждая, что «сами больше всех знают».³⁶⁴ Дошло даже до того, что ученики Аввакума перестали иметь между собою общение в пище. Учитель хорошо понимал вред такого раздора для раскольнического общества. – «Глупцы! От гордости, что черви капустные, все пропадете»: писал Аввакум,³⁶⁵ и требовал, чтобы его последователи жили «советно», в любви,³⁶⁶ младшие – в подчинении старшим, а в обители своих учениц желал ввести даже очень строгую дисциплину.³⁶⁷ Однако и сам Аввакум не всегда поступал так, как учил других. В этом отношении очень характерна его распря с диаконом Феодором. Известно, что первые расколоучители держались некоторых неправославных мнений. Так, поп Никита защищал латинское учение о непорочном зачатии Пресвятой Богородицы;³⁶⁸ диакон Феодор мудрствовал, будто пресуществление евхаристических даров бывает «оными словесы» Христа: «приимите и ядите» – опять по-латински;³⁶⁹ поп Лазарь заблуждался относительно догмата о св. Троице. Он учил: «Троица рядком сидит, – Сын одесную, а Дух Святой ошую Отца, на небеси на разных престолах, – яко царь с детьми сидит Бог Отец, а Христос на четвертом престоле особном сидит пред Отцом небесным».³⁷⁰ С Лазарем был согласен и Аввакум. Когда московские ученики Аввакума спросили своего учителя относительно выражения в иоасафовской Цветной Триоди «поклоняемся Троице трисущней единой», то Аввакум ответил: «не блазнитесь, право написано то». И Игнатию соловецкому он же писал: «веруй трисущную Троицу, несекомую секи едино на три существа, не бойся». Затем, по мнению Аввакума, в утробу Девы Христос сошел не существом, а благодатию, а во ад сходил «с плотию».³⁷¹ Обличителем Лазаря и Аввакума выступил диакон Феодор. Он справедливо назвал их учение «зломудрием». Со стороны Аввакума посыпалась на Феодора самая отборная брань, а затем – и проклятие.³⁷² Однажды, когда Феодор вышел чрез окно из своей тюрьмы, Аввакум сказал об этом сотнику, который прежде не обращал на это внимания, а теперь, по аввакумовой просьбе и вследствие личного недовольства за что-то диаконом, приказал стрельцам схватить Феодора и бить его до крови, а затем связать и держать на морозе часа два. Аввакум и Лазарь смотрели на зрелище и потешались. Но и этим не кончилось. Аввакум подговорил стрельцов похитить у Феодора сочинение, в котором тот подробно – «листов полтораста было» – полемизировал с протопопом, и изодрал его, оставив себе лишь несколько листиков. Эти листики, с целью выдранные в отрывках, Аввакум послал к «братии» на «Русь», убеждая остерегаться учения Феодора, как еретика.³⁷³ Феодору пришлось писать оправдание.³⁷⁴ В обществе раскольников неизбежно возникли по этому поводу волнения,³⁷⁵ которые, начавшись в Москве, особенно сказались затем в отдаленной местности – на Керженце.³⁷⁶

Характерным явлением в расколе за первое время его существования было то, что большинство последователей раскола не теряло надежды на восстановление старых церковных порядков. Так было в течении целых пятнадцати лет. Диакон Феодор рассказывает о двух своих видениях, служивших ответом на его моление: «будет ли конец никонианской прелести»? и хотя в заключение оставляет вопрос не решенным, однако ему, очевидно, не хотелось дать ответа отрицательного.³⁷⁷ В сочинениях Аввакума нередко встречается мысль, что нужно ждать «поправления о Христе Исусе». – «Я надеюсь, говорил он, что Господь прекратит дни сии». – Господь ждет, по выражению Аввакума, «обращения» заблудших; поэтому нужно молиться – иначе не пособить – чтобы Господь «привлек» их «к истине»,³⁷⁸ особенно же – за царя.³⁷⁹ Подобные надежды не чужды были Лазарю и Авраамию.³⁸⁰ Таким настроением главных расколоучителей объясняется появление их челобитных. Они подавались как светской, так и духовной власти. Так, поп Лазарь писал (в 1668 г.) челобитную на имя патриарха Иоасафа II.³⁸¹ Свое обращение к патриарху Лазарь мотивировал именно в таком выражении: «силен Господь тобою, пастырем, утишить лютое возмущение Церкви».³⁸² Лазарю казалось, что начало уже положено: Никон «изриновен», – остается «следы» его «загладить».³⁸³ В крайнем самообольщении, не ограничиваясь хулою на православные обряды и таинства, челобитчик резко грозил патриарху: «за нас, писал он, будут судиться с тобою православные цари, патриархи и св. отцы».³⁸⁴ Интереснее челобитные Алексею Михайловичу. Известны челобитные Лазаря (1668 г.), Аввакума (1670 г.) и Авраамия (1670 г.).³⁸⁵ Более обширная – авраамиева челобитная, потому что автор подробно трактует в ней об обрядовых разностях. Тон челобитных неодинаков. В них перемешаны просьбы с требованиями, мольбы – с угрозами. Обыкновенно речь начиналась напоминанием о прежних челобитных, поданных царю раскольниками. Челобитчики просили царя рассудить между ними и их противниками.³⁸⁶ Обвинение против последних сводилось к уличению во введении «новой веры»,³⁸⁷ а собственное оправдание имело в основании такое положение: «мы во св. Церковь ничего не вносим».³⁸⁸ Осыпая противников страшными ругательствами, расколоучителя себя кощунственно приравнивали к христианским мученикам, замечая: «гонимый христианин Христа в себе носит, а гонящий сатане работает».³⁸⁹ Суд не должен быть «заочный», – челобитчики просили «дать» им «очную ставку со властьми» духовными и «книжниками». Она должна происходить при участии целого общества раскольников, для чего заключенных следует освободить, а разбежавшихся собрать, и в присутствии кого-либо из царского синклита, а лучше – самого царя, чтобы он сам слышал всякое слово.³⁹⁰ Лазарь, сверх того, готов был идти, по его выражению, «на Божию судьбу», – «на огонь».³⁹¹ Оглядываясь назад, на то, что случилось, расколоучителя особенно язвили царя. «Ты, писал Аввакум царю Алексею, пал, а не восстал, послушав Никона, умер душою, а не воскрес. С каким оправданием хочешь ты явиться на страшный суд? Здесь ты нам не дал справедливого суда с отступниками, а там сам будешь отвечать пред нами. За всех на тебя одного падет вина, – ты попустил. Тошно тебе будет там».³⁹² То будет последнее наказание, но будет наказание и в настоящей жизни: за вину царя расколоучителя грозили русскому царству разными бедами.³⁹³ В заключение прибегали к рассказам о видениях, – очевидно, для большей убедительности. Лазарь рассказывал о двукратном явлении ему пророка Илии, повелевшего будто бы твердо стоять за свое дело, и как при этом с него, Лазаря, железа спали. Аввакум уверял, что он видел Алексея Михайловича, по смерти его, пораженного большими язвами на спине и животе, – что ему, Аввакуму, явились сначала Богородица, потом Христос с ангелами, и сказал: «не бойся, Я с тобою».³⁹⁴

Видя, что ни эти сказки, ни эти угрозы не помогают, раскольники тревожно недоумевали. Между надеждою и разочарованием мысль двоилась тем более, что тогда продолжалась осада Соловецкого монастыря. Она была очень важным событием в первоначальной истории раскола.

Хотя не вся соловецкая братия добровольно согласилась с известным приговором (8 июня 1658) о непринятии новоисправленных книг, а три монастырские священника приносили даже жалобу патриарху на архимандрита Илию,³⁹⁵ однако эта жалоба осталась без последствий, так как она не застала Никона в Москве. И как в столице, после удаления Никона, свободно развивалась раздорническая пропаганда, так и в отдаленном северном монастыре положение дел обусловливалось тем же обстоятельством. Там хорошо знали о том, что делалось в Москве. Добровольно приходившие в монастырь противники исправленных книг, а равно и сосланные сюда за раскол, естественно, способствовали усилению неудовольствий. А никаких мер против мятежников со стороны власти не предпринималось. Варфоломей, преемник Илии, посвященный в Москве в Соловецкого архимандрита в марте 1660 года, не получил никакого определенного приказания относительно введения в монастыре исправленных книг. В 1664 году он являлся к царю с просьбой по монастырским делам и был принят им особенно милостиво.³⁹⁶ А между тем в монастыре служили «по старому»; мало этого: приговором 16 февраля 1663 года прямо было уложено никаких «нововводных чинов» не принимать.³⁹⁷ Все это делалось серьезно. Когда по царской грамоте, Варфоломей поехал в Москву на собор (1666 г.), братия поручила ему ходатайствовать пред царем о неприкосновенности в монастыре «старого церковного чина» и выразила свою просьбу даже в челобитной.³⁹⁸ Только теперь были приняты меры к прекращению беспорядка, происходившего среди соловецких насельников. Некоторые из соловлян были вызваны для допроса в Москву, в монастырь же для увещания братии был послан (1666 г.) архимандрит ярославского Спасского монастыря Сергий. Он получил на имя братии соборное повеление с требованием быть в послушании Церкви и с проклятием на упорных. Алексей Михайлович со своей стороны угрожал неповинующимся «жестоким наказанием».³⁹⁹ И однако, вместо того чтобы принять Сергия с должною честью, монахи послали царю новую челобитную, в которой грозили оставить монастырь, если их будут «учить» по новым книгам.⁴⁰⁰ Затем, когда на место Варфоломея архимандритом был назначен (в 1667 г.) Иосиф, постриженик соловецкий, то и он не был принят соловецкими иноками, а в посланной по этому поводу на имя царя челобитной «о вере» челобитчики уже так выражались: «не присылай, государь, напрасно к нам учителей, а лучше, если изволишь книги менять, пришли на нас свой меч, чтобы переселиться нам на вечное житье».⁴⁰¹

Впрочем, возмутившиеся нашли нужным подробно изложить свои религиозные убеждения. С этою целью казначей Геронтий⁴⁰² написал обширную челобитную. Она была послана в Москву не ранее конца сентября 1667 года.⁴⁰³ В мире раскола эта челобитная получила особенное уважение и великую знаменитость. Челобитчики имели целью доказать основное положение раскола, – что «никоновы ученики проповедуют новую веру», и доказывали это обычным приемом. В челобитной раскрыты известные мысли о близкой кончине мира, о повсюдном уклонении христиан, кроме русских, от истинной веры, о греках и греческих книгах, и вместе с этим перечислены мнимые отступления от веры «старой». И в этой челобитной челобитчики опять выразили готовность скорее умереть, чем принять новые книги.⁴⁰⁴

Видя противление монахов, царь сначала наказал их отнятием богатых береговых вотчин,⁴⁰⁵ а когда и это не подействовало, решился смирить силою. Последние в свою очередь, хотя и послали царю просьбу о присылке меча, однако ж стали готовиться не к смерти от меча, а к отражению его.

Во главе возмутившихся теперь стояли: архимандрит Саввинского в Звенигороде монастыря Никанор, живший в Соловках на покое (с 1660 г.), человек книжный и с решительным характером,⁴⁰⁶ – иеромонах – казначей Геронтий, составитель последней Соловецкой челобитной, – келарь Азарий, заменивший собою «заводчика» возмущения старца Александра Стукалова, задержанного в Москве,⁴⁰⁷ – служка Фаддей.

Осада монастыря длилась несколько лет. На Соловецкий остров попеременно были посылаемы: стряпчий Волохов (1668 г.), стрелецкий голова Иевлев (1672 г.), воевода Мещеринов (1673 г.). Продолжительность осады стояла в связи с тем, что военачальники действовали не с одинаковой энергией, располагали не одинаковым количеством военной силы и имели не одинаковые инструкции от царя. Царь менее всего желал прибегать к военным средствам. Волохову и Иевлеву был дан приказ «потеснить» возмутившихся разными, какими возможно, мерами, но запрещено было делать «приступ» к монастырским стенам, а равно и «стрелять по ограде».⁴⁰⁸ Кроме того, нельзя было забывать, что осаждаемые находятся при благоприятных условиях: амбары монастырские были полны хлебом, на монастырской стене и по башням стояло 90 пушек, в пороховом подвале хранилось 900 пудов пороху, множество ядер, и пр.⁴⁰⁹ Все это затянуло осаду. В 1670 году мятежники открыли стрельбу по царскому войску. Никанор ходил по башням, кадил пушки, кропил их водою, приговаривая: «матушки галаночки, надежда у нас на вас, вы нас обороните». Одна часть братии этого не желала, – сам Геронтий советовал не «стрелять»;⁴¹⁰ но противная партия взяла верх. 28 декабря 1673 года в монастыре происходил черный собор, на котором положили: «за великого государя богомолье оставить».⁴¹¹ Когда священники не хотели исполнить этого постановления, то мятежники морили их в тюрьме голодом. Вследствие этого в монастыре открылась внутренняя усобица. Началось тайное бегство из монастыря. В довершение появилась цынга. Больные умирали без причастия, а погребали их без «отпеванья».⁴¹² В то же время и царь решился «искоренить мятеж» как можно скорее.⁴¹³ Мещеринов тесно обложил монастырь и усиленно повел осадные работы. Может быть, в скором времени осажденные сами растворили бы монастырские ворота, если бы не предупредил один из перебежчиков – старец Феоктист. Он передал воеводе о возможности войти в монастырь секретным ходом – в калитку у Белой башни. По этому указанию царское войско и проникло в монастырь ночью на 22 января 1676 года.

Осада Соловецкого монастыря много содействовала распространению раскола. Монастырь пользовался большим уважением в народе. Каждое лето стекалось туда множество богомольцев. Во время осады они не могли пройти в монастырь и должны были возвращаться обратно. Молва, что монастырь осаждается войском, что монахи отстаивают «старую веру», не могла не производить смущения в народе. Зло отразилось в разных местах, не минуя и столицы,⁴¹⁴ особенно же – на севере, в Поморском крае. Случилось, что чрез несколько дней после взятия монастыря, именно 29 января, умер Алексей Михайлович. Расколоучители поставили это признаком наказания Божия царю и в этом смысле стали распространять рассказы – как царь пред смертью «познал» свое «преступление», как посылал гонца с приказанием войску отступить от осаждаемого монастыря, и пр. и пр. Если в монастыре отстаивалось благочестие, то каким образом он мог пасть пред нечестием? По крайней мере расколоучители признавали возможность такого недоумения и потому поспешили устранить его – объяснением, что взятие монастыря было наказанием Божиим осажденным за их «междоусобную крамолу». Само собою разумеется, что наказанные соловецкие мятежники были прославлены от расколоучителей как «преподобномученики» и «новые страстотерпцы».⁴¹⁵

Таким образом, печальный для раскольников исход соловецкого «стояния за веру», хотя и поколебал, но окончательно не разрушил их надежд на возвращение старых церковных порядков. Ожидания нового царствования соединялись (напр. для Аввакума)⁴¹⁶ с представлением о самом лучшем будущем.⁴¹⁷ Как только весть о восшествии на престол нового царя (в 1676 г.) дошла до Пустозерска, Аввакум взял перо и написал Феодору Алексеевичу просительное послание. В этом послания причудливым образом переплелись исконная, трогательная по своей простоте, преданность русского человека царю и страстная уверенность ослепленного фанатика. Начало послания скромное, почтительное, покорное. Назвав царя «блаженным и треблаженным», Аввакум взывал: «милостив буди мне, господи!.. Помилуй меня, Алексеевич, дитятко красное церковное! Тобою хощет весь мир просветиться, о тебе люди Божии расточенные радуются, – что Бог дал нам державу крепкую, незыблемую... Если не ты по Господе Бозе: кто нам поможет»? И вдруг, как бы вспомнив все прошедшее, окинув одним быстрым взглядом все, что делалось и делается на Руси неладного, по мнению Аввакума, он в каком-то странном ожесточении тут же продолжает: «а что, царь-государь, если бы ты мне дал волю, я бы их, что Илия пророк, всех перепластал в один день. Сперва Никона – собаку рассек бы на четверо, а потом – и никониан... Бог судит между мною и царем Алексеем. В муках он сидит, – слышал я от Спаса: то ему за его правду».⁴¹⁸ Кажется, это была последняя просьба Аввакума. 1 апреля 1681 года Аввакум, вместе с другими своими «соузниками», был казнен «за великие на царский дом хулы».⁴¹⁹ На площади построили сруб из дров. Собрался народ и снял шапки. Аввакум сложил два перста, поднял руку и стал учить: «будете этим крестом молиться – во век не погибнете, а оставите его – городок ваш погибнет, песком занесет; а погибнет городок – настанет и свету конец». Огонь прервал речь Аввакума... За лесом, в Пустозерске, есть площадка, там крест стоит и зовется Аввакумовым. Раскольники считают Аввакума святым и имеют его иконы... Весть о казни Аввакума, конечно, поразила раскольников, но все-таки не заставила умолкнуть. По инициативе Досифея, игумена Троицкого монастыря олонецкого уезда, раскольники северного края надумали обратиться к царю с челобитной «о исправлении веры».⁴²⁰ Бросили жребий, кого посылать в Москву. Досталось идти иноку Сергию, постриженику Досифея. Явившись в Москву уже по смерти царя Феодора († 27 апреля 1682 г.), Сергий принимал участие в важных событиях 1682 года.

Известно, что трех-актовая «печальная трагедия», начавшаяся 15 мая бунтом стрельцов, кончилась провозглашением малолетних царевичей Иоанна и Петра – царями, а сестры их царевны Софьи – соправительницей их. Новое правительство не могло быть сильно. Сила заключалась в стрельцах. Вся Москва трепетала от них. Так как начальником стрельцов сделался князь Хованский, раскольник по своим убеждениям, то для раскольников настал момент самый благоприятный. Теперь они могли рассчитывать на помощь, а следовательно и успех. Кстати в Москве в это время были такие раскольники, которые могли руководить делом. Тут бродил известный суздальский поп Никита, тут же скитался волоколамский инок Савватий. Как только Сергий, посланный Досифеем, прибыл в Москву и раскольникам стала известна цель его прибытия, Никита и Савватий поспешили познакомиться с ним. Скоро к ним присоединились еще три выходца из волоколамских пустынь⁴²¹ и таким образом составилась «злая шестерица».⁴²² В дом калачницы Феодоры, в Гончарах, где остановился Сергий, раскольники собирались на совещания. Ход дела был такой. По совету Никиты, написана была челобитная без указания имени, от кого подается. Никита сам просмотрел её и исправил.⁴²³ Но прежде, чем нести челобитную «на верх», раскольники пустились на происки среди стрельцов. На третий день после кремлевского погрома, когда еще дымилась кровь, пролитая на Красной площади, в Титовом стрелецком полку уже толковали о том, как бы восстановить «старую веру». И когда оказался недостаток в «искусном» руководителе, инок Сергий явился к услугам. По его благословению и при его участии была составлена для стрельцов челобитная «от лица всех полков и чернослободцев».⁴²⁴ Не трудно было составителям «описать» мнимые ереси православной Церкви, потому что пред их глазами лежала известная пятая Соловецкая челобитная.⁴²⁵ Не трудно также было произвести впечатление на невежественных стрельцов. «От роду не слыхали мы такого слога и такого описания ересей в новых книгах», говорили стрельцы, слушая челобитную; многие плакали, а когда чтение кончилось, все закричали: «подобает, братия, постоять за старую веру и кровь свою пролить». – «Попекитесь, подзадоривал Сергий, попекитесь, братия, о стольких душах, погибающих от новых книг! Не дайте в поругание братию нашу, а мы готовы обличить их новопредания». – Оставалось дать начатому движение, а потому донесли обо всем Хованскому. Тот обрадовался предприятию и пожелал, чтобы ответчиком пред властями был поп Никита: «этот заградит им уста», говорил Хованский. Приближалось 25 июня, день, в который было назначено коронование царей. Раскольникам сильно хотелось, чтобы при венчании царей патриарх служил по старым книгам. С этою целью они желали устроить, за день до коронации, состязание с духовными властями, на Лобном месте, в присутствии государей. Но затея не удалась: в назначенный день (23 июня) последовала только подача челобитных. Венчание царей совершилось по новым книгам; литургию служили на пяти просфорах. Никита заказал было некоей искусной вдовице напечь просфор с печатью осмиконечного креста и, обнадеженный Хованским, понес их в Успенский собор, но, за теснотой, должен был с досадою возвратиться назад со своим узелком. Однако и после этого раскольники не унывали. Она смело ходили с проповедью о расколе по улицам и площадям столицы, а 28 июня, в среду, приходили в патриаршую крестовую палату и вступали с патриархом в дерзкие прения. Кончилось прением в Грановитой палате. 5 июля, рано утром, предводители раскола отпели молебен и, благословившись у расстриги Никиты, отравились в Кремль; они взяли крест, евангелие, икону страшного суда, старые книги, которые несли на головах, зажгли свечи; огромная толпа народа прорвалась с ними туда же; давка была страшная. Войдя под охраною стрельцов в Кремль, раскольники у Архангельского собора, в виду царских палат, расставили аналои, разослали на них пелены разложили крест и образа, а пред ними поставили свечи. Сергий, став на скамейки, читал народу соловецкие тетрадки, а когда вышел патриарший посланный – спасский протопоп Василий и хотел читать обличение на Никиту, то его едва не убили. Патриарх Иоаким с архиереями и духовенством столицы совершал в Успенском соборе богослужение, и страх от мятежников был так велик, что все служившие плакали. Раздавались вопли и в палатах царских. Вопреки требованию раскольников, чтобы прение происходило на площади, оно состоялось в Грановитой палате. Сюда явилась царевна Софья и другие лица царской семьи, патриарх, пятнадцать архиереев, архимандриты, игумены; тут был весь царский синклит и представители разных сословий; сюда же, наконец, вошли с великим бесчинием и раскольники, держа в руках аналои, скамьи, свечи и пр. На вопрос патриарха: чего они требуют, Никита отвечал: «мы пришли бить челом о исправлении веры, – введена вера новая», и потребовал чтения челобитной. По прочтении челобитной, патриарх Иоаким, держа в руках Евангелие святителя Алексия, со слезами на глазах стал было увещевать мятежников, но они, подняв руки с двуперстием, шумели: «вот так, вот так». Особенно буйствовал Никита. Он своеручно бил Афанасия архиепископа Холмогорского, выступившего со словом увещания, и дерзко оскорблял в лицо особ царской семьи. Собрание за беспорядками кончилось. Проходя, под охраною стрельцов, по Кремлю, расколоучители кричали: «победихом, победихом», и, поднимая двуперстие, добавляли: «так слагайте». При пении богородичных мнимые победители ушли за Яузу и там служили молебны и звонили в колокола.⁴²⁶

Но торжество раскольников было не продолжительно. Софья постаралась разобщить стрельцов от союза с раскольниками; стрельцы принесли повинные, что стоять за веру – не их дело, и сами переловили главных мятежников, которые и были наказаны. Сергий был отослан в ярославский Спасский монастырь,⁴²⁷ прочие же разосланы по другим монастырям.⁴²⁸ Никита за оскорбление царской чести был казнен (11 июля) на Красной площади отсечением головы. Так кончил свою жизнь бывший суздальский поп, справедливо за свои подвиги на пользу раскола названный в сказке о смертном приговоре «Пустосвятом».⁴²⁹ По преданию, раскольники подобрали обезглавленный труп Никиты, купили у палача голову и с великим благоговением вывезли бренные останки в город Гжатск, где и похоронили на старом кладбище.⁴³⁰

Б. – § 16. Ожидание кончины мира; самоистребление; колонизация. – Распадение раскола

Раскольничья смута 1682 года не прошла бесследно и для всего раскола. Власть обратила на него внимание более строгое. Власть духовная, по прежнему оставляя в своих руках духовный меч, озаботилась изданием новой полемической книги под именем «Увета духовного» (1682 г.),⁴³¹ со стороны власти светской последовало усиление гражданского преследования раскольников, – указами 1684 и 1685 годов под страхом смертной казни было воспрещено самое содержание раскола.⁴³² Дело раскола оказалось проигранным навсегда. Мечта с проблесками заманчивых надежд, лелеянных много лет, сменилась для раскольников действительностью самою мрачною. И вот, следствием этого в расколе было: ожидание кончины мира, умножение случаев самоистребления и колонизация.

Как известно, еще до 1666 года эсхатологические чаяния не мало волновали противников книжных исправлений. После окончательного осуждения раскола толки усилились. Вопрос решался не во всех частностях одинаково. Такие столпы раскола, как Аввакум и диакон Феодор, держались того мнения, что кончина мира уже «близь есть»,⁴³³ но что антихрист еще не приходил;⁴³⁴ началось то «последнее отступление»,⁴³⁵ которое имеет быть пред кончиною мира, «скоро» и антихрист «будет»,⁴³⁶ так как путь уже уготован ему. Иначе готов был думать инок Авраамий, – по крайней мере некоторое время. Интересуясь вопросом, он обращался за решением его сначала к диакону Феодору,⁴³⁷ затем и к Аввакуму.⁴³⁸ Тем не менее и после этого, не смотря на их ответы, ему казалось, что патриарх Никон «зело подобится» антихристу.⁴³⁹ Особенно смущало Авраамия то, что Никон построил монастырь под названием: «Новый Иерусалим»:⁴⁴⁰ ведь антихрист утвердит свое царство в Иерусалиме... Впрочем и Авраамий не мог, как ни желал того, перетолковать в приложении к Никону все те черты, которыми «сын погибели» изображается в «Писании». Вследствие этого расколоучитель в вопросе об антихристе спутался, так что нередко доходил в своих суждениях до прямого противоречия.⁴⁴¹ Были, наконец, и такие раскольники, которые утверждали прямо, ничтоже сумняся, что царство антихриста уже настало, причем одни говорили об антихристе чувственном и указывали на патриарха Никона,⁴⁴² другие – об антихристе духовном.⁴⁴³ Это была своего рода крайняя партия. В связи с мыслью об антихристе и под её влиянием сторонники этой партии проповедовали, что благодать священства «испразднена», что, следовательно, нет более приношения на алтарях бескровной жертвы, не должно быть и браков.⁴⁴⁴ Само собою разумеется, что против таких «лжесловесников» последовали обличения. Аввакум и диакон Феодор доказывали. что антихрист «будет царь, а не патриарх» и устроит себе престол не в России, а в Иерусалиме,⁴⁴⁵ – что пред пришествием антихриста явятся обличители его во плоти, чувственно,⁴⁴⁶ – что священство, причастие и брак пребудут до скончания века, т. е. и при антихристе. Но все это не имело успеха для успокоения умов, потому что разница была не велика – явился ли антихрист, или же только «скоро будет»,⁴⁴⁷ к тому же почти все были согласны в том, что кончина мира «близь есть». Вычислен был и самый год её, – он падал на 1691-й,⁴⁴⁸ потому что этот год, согласно счислению раскольников, был 1666 годом от «вшествия Господня во ад».⁴⁴⁹

В ожидания кончины мира, раскольники придумали употребить, так сказать, чрезвычайное средство, чтобы не «погибнуть зле духом».⁴⁵⁰ Оно заключалось в самоистреблении. Самоистребление имело несколько видов: самоуморения, самозаклания, самоутопления и самосожжения. Те которые избирали первый путь – «поститься до смерти», большею частью уходили в «пустыни», обыкновенно с женами и детьми,⁴⁵¹ и там кончали свою жизнь в ямах и «храминах». Другие искали смерти где-нибудь поближе: собирались во двор или сарай, двери за собой запирали, а сарай поджигали. В Нижнем Новгороде был в 1672 году первый случай самосожжения, причем сгорело раскольников «тысячи с две».⁴⁵² Самоистребление первоначально зародилось в виде самоуморения, в Вязниках Владимирской губернии, в среде последователей некоего лжеучителя чернеца Капитона. Капитон был аскет. Идея аскетизма у него выразилась особенно в постничестве. Это начало довел до конечных выводов некий «мужик-неук» Василий Волосатый, уроженец юрьевского уезда. Если Капитон первый возвестил о подвижничестве, как средстве для спасения, то Волосатый первый стал проповедовать необходимость для этой цели такого «подвига», как «пощение до смерти». Мысль о подвижничестве у Капитона стояла в связи с отрицанием необходимости в деле спасения церковной иерархии. Поэтому и учение Волосатого нашло себе последователей первоначально в той среде, которую называли тогда «безпоповщиною» и которая составляла особую отрасль в расколе, получившую потом наименование «нетовщины». Виновник капитоновщины-безпоповщины был и в смысле собственно старообрядческом одним из первых «за веру стоятелей». Сами безпоповцы и волосатовцы любили называть себя «староверцами», как равно и всех «староверцев» обычно тогда звали «капитонами». Отсюда открывался мостик для занесения примера в среду «правоверного» старообрядчества. Волосатовщина продолжает существовать, не только в XVII веке, но и переходит границу его, но стоит особняком, в среде же «правоверного» старообрядства самоистребление получило другой смысл. В основу доктрины была положена мысль о наступлении царствования антихриста. Видимым признаком этого царствования служили преследования против хранивших «веру» вообще, и частные, если прилучится. Если там, в волосатовщине, самоистребление было подвигом взамен веры, «вторым крещением» вместо бесплодного крещения «водою», и заменяло «покаяние» как средство «очищения от грехов», то здесь, в расколе вообще, самоистребление понималось как средство цело соблюсти веру, сохранить ризу крещения от осквернения, не погубить плодов покаяния. Требование предъявлялось обязательным каждому, потому что никак-де нельзя избежать печати антихриста, «ятый же на мучение» и открыто покоряется антихристу. Правда, с этим взглядом был несогласен взгляд протопопа Аввакума, который самоистребление предлагал на волю, только избранным, как «самовольное мученичество», причем и оправдывал его исключительно лишь святоподобиями, но будучи более умеренным, его взгляд оказывался менее последовательным и менее убедительным, почему его самостоятельность сразу же и затерялась.⁴⁵³ При взгляде на самоистребление, как средство избежать печати антихриста, случаи его естественно умножились после издания строгого указа 1685 года. Они повторялись в разных местах, особенно же на севере. Например, в 1687 году в местечке Березове, олонецкого края, сгорело более тысячи человек во главе с неким Пименом. В том же году в Палеостровском монастыре, что на острове, в самой северной части озера Онежского, инок Игнатий сжегся с 2700 раскольников.⁴⁵⁴ В Сибири пример самосожжения, с 1700 жертв, показал, еще в 1679 году, поп Дометиан.⁴⁵⁵

Самоистребление тогда же вызвало против себя борьбу в самом расколе. Удобнее был другой исход, который многие и избрали, чтобы не испытать на себе строгость царского указа (1685 г.): или бежали в леса непроходимые, пустыни ненаселенные,⁴⁵⁶ как это случалось и ранее,⁴⁵⁷ или же, оставляя отечество, переходили «рубеж» и селились в Польше, Швеции, Пруссии, Турции.

Между тем для раскольников настало новое затруднение. В расколе не осталось ни одного попа «древнего поставления» и грозный вопрос об иерархии потребовал неотложного решения. И как первые расколоучители решали этот вопрос неодинаково, так неодинаково было и окончательное решение его. Теперь это стояло в связи с местными условиями. Одна часть раскольников, осевшись в одной местности, объявила, что возможно содевать свое спасение помимо лиц иерархических; другая, сосредоточившись в другой местности, далекой от первой, стала «окормляться бегствующим от великороссийской Церкви иерейством». В первом случае образовалась так называемая безпоповщина, во втором – так называемая поповщина.⁴⁵⁸